Молодая женщина с аккуратной прической и самым приятным ароматом духов во всем городе поправляет воротник его рубашки, заботливо погладив по щеке: «Не грусти, малыш. Сегодня воскресенье, а, значит, выбора особого нет - нужно идти в церковь. Ты ведь хочешь, чтобы милостивый бог отпустил мамочке с папочкой все грехи?»
Райли хмурится.
А бог простит то, как отец по вечерам кричит не своим голосом, осыпая женушку с головы до пят ударами тяжелых рук? В уголках губ собирается пена, желтоватого оттенка, глаза наливаются кровью, и вместе со словами комнату наполняет тошнотворный аромат выпитого самого дешевого алкоголя, который, кажется, уже впитался в эти светлые стены в цветочек. Грейс Миллер кричит в ответ, позволяя иногда себе какую-нибудь дерзость вроде оправданий, но чаще умоляет не трогать ее и клянется выполнять все, что только потребует муж. Насладившись болью и криками благоверной вдоволь, Уоррен ухмыляется, удовлетворенно кивая [«Так-то. Ты должна знать свое место.»]
А бог простит то, как мамочка иногда решается собрать вещи, схватить сына в охапку и сбежать к матери, но каждый раз возвращается, и тогда они оба  - и Грейс, и Райли - получают новую порцию синяков? Впрочем, младшему и так частенько достается, особенно если он пытается защитить мать. «Ты не понимаешь, солнышко. Папа нас любит. Просто... не умеет выражать это по-другому.»
Или, быть может, великий и милосердный бог простит мамочке и папочке то, что они собираются испортить жизнь еще одному ребенку - ведь в семье Миллеров ожидается пополнение, уже и имя придумали, и абсолютно все, включая древнюю прабабку со стороны Грейс, уверены, что это будет девочка. Райли даже немного рад - быть может, теперь ему не будет так одиноко в этой семье.
Быть может - пока он едва смеет об этом мечтать - это будет даже брат, и когда они вырастут, обязательно покажут отцу, кто главный в доме и чей цвет глаз лучше оттеняют фиолетовые пятна с желтыми подтеками и ссадинами.
Райли еще совсем кроха, но он уже устал закрывать глаза ладошками, прятаться в шкафу и стараться не слышать шума за стеной.
Интересно, а бог простит ему мысль «Лучше бы папочки не было вовсе»?

Райли знает - сегодня ему опять достанется. Родителей снова вызывают к директору, мистер Вайс вновь захламляет мозг каждого встречного своими жалобами на Миллера, а одноклассники в очередной раз шушукаются о том, что у Райли, похоже, совсем крыша съехала - так нахамить учителю математики! Он пинает каждый камень, что только попадается на пути за неимением другого занятия - ждет, когда у сестры тоже закончатся уроки.
Парень знает - если отец сегодня будет бить его, то о существовании Лауры может и забыть, а, значит, все его выходки в школе не прошли даром. Пока это его единственный способ защитить кроху от кулака главы семейства.
Ну и пусть. Лучше уж все «почести» достанутся ему одному, он привык. Он заслужил.
Так, по крайней мере, в последнее время говорит мать, и повторяет это так часто, что Райли и сам готов в это поверить. Ее послушать - так они все это заслужили, даже маленькая Ру-Ру, которая кажется брату скорее бледной тенью, призраком, нежели живым человеком. Возможно, так Грейс проще смириться с тягой к насилию мужа или же и правда немного не в себе [сколько же раз Уоррен бил ее по голове?], но иногда она подолгу стоит у стены, глядя в одну точку, а губы беззвучно шепчут: «Это все кара Божья». По спине струйкой пробегает холодок, и детская ладошка тянет за рукав: «Мам, пойдем, тебе нужно поесть». Отстраненная улыбка и пустые глаза - женщина послушно следует на кухню за сыном, обреченно и мерзко шаркая тапочками, словно старуха.
«Да-да, надо поесть. Да-да. Да-да.»

Часы жизни Райли Миллера перевалили за восемнадцать лет, и всем, что он понял к этому времени, стало осознание собственной никчемности. Ему, разумеется, не маячит на горизонте перспектива учебы в универститете [впрочем, к ак и ни любая другая возможность]. Из плюсов - отец теперь чаще молча сидит в сарае, напиваясь до бессознательного состояния - сын вырос, закатал рукава потрепанной временем рубашки в клетку, и дал отпор, сбив кожу на костяшках. Он даже не думает обрабатывать - ссадина не только не вызвала боли, но и принесла невероятно приятное чувство удовлетворения, и Райли, глядя самому себе в глаза в зеркале, мрачно улыбается.
Может, если бы не Уоррен Миллер, Райли бы прилежно учился и даже получил стипендию в каком-нибудь захолустном учебном заведении, нашёл бы достойную работу и вообще превратился бы в приличного человека. Он ведь никогда не был глупым, просто никогда толком не учился, чтобы отец думал только о старшем сыне и никогда о дочери; считать в уме всегда было самым легким делом, в то время как другие и в столбик складывали да делили с трудом, но теперь уже никаким способностям не дать пустить корни и вылиться в талант.
Может, он стал бы гениальным математиком?
Может, если бы не отсутствие жизни как таковой - лишь ее жалкое подобие - Райли бы знал, чем хочет заниматься в жизни. После окончания школы он выбирает первую попавшуюся работу [«В кафе «NoName» требуется официант»], где учится улыбаться даже самым отбитым членам их небольшого общества. Всегда прямая спина и нарочито вежливые фразы - вот его новое лицо, которое с каждым днем все больше липнет к коже и становится все более ненавистным. Снимая ботинки в конце вечера [песок тихими струйками осыпается на пол], он чувствует, как сильно болят ноги после долгого рабочего дня и устало плетется в душ.
Вот бы он завтра и не просыпался вовсе.

Грейс [он давно не зовёт её мамой] улыбается широко и радостно впервые за последние десятилетия; Лаура счастливо носится, проверяя в сотый раз, а всё ли готово, снова и снова поправляя галстук брата.
Райли Миллер женится на самом милой продавщице специй в городе, умнице и просто красавице Саре Хант, дрожащей в этот день как осиновый лист. Ей едва исполнилось восемнадцать, и они познакомились, когда Миллер просто и от души ударил какого-то идиота, пристававшего к девушке, и Райли даже не успел подумать, увидев испуганные карие глаза, опасавшиеся за жизнь. Хруст челюсти приятно ласкает слух, и Миллер с самым невозмутимым видом предлагает прогулку до дома под его охраной.
На мгновение длиной в несколько месяцев после заветного дня бракосочетания он чувствует себя самым счастливы человеком на земле.
А утром пятого марта, в разгар песчаной бури, она спрашивает, кто он.
Вечером седьмого апреля умоляет прогнать чудовищ из их дома.
Ночью тридцатого апреля они оба не спят, потому что её мучают галлюцинации.
Врач города Виннемукка озвучивает неутешительный диагноз: шизофрения.
Райли говорит, что все хорошо. Это ничего, вот же лекарства дорогая, потерпи, совсем скоро станет лучше. Все пройдет, все обязательно пройдет.
И следующие десять лет он наблюдает, как угасает жизнь человека, которого он любит. Впрочем, последнее, как оказалось, было поправимо - через несколько лет от чувств остаются только воспоминания, убитые опущенными руками и громкими криками по ночам.
«Ты спишь с этой шлюхой из первого дома, я знаю, ты думаешь, я не знаю, а я знаю, знаю! Ты ничтожество, урод, как я только могла выйти за тебя! Это ты собрал все мои украшения и бросил в сарай, я знаю, я все знаю! Это ты стучишь по стенам по ночам, ты изжить меня хочешь! Не получится, не выйдет!»
Райли слушает постоянный бред и упрёки; каждое слово отпечатывается с внутренней стороны черепа, отчего голова раскалывается, и собранный по всему дому аспирин работает как мертвому припарка.
Он и правда начал изменять жене, только та даже не догадывается, что любовница не случайная соседка, так несправедливо названная женщиной атмосферного поведения, а родная сестра Сары. Он бегает к ней пару раз в месяц, чувствуя себя самым последним уебком на свете, но и прекратить не может. Наверное, он просто женился не на той Хант. 
Райли и сам принимает какие-то успокоительные, выписанные и абсолютно бесполезные, ведь его нервы постоянно на пределе.
Сплевывает песок и кровь в раковину, смотрит в зеркало - кажется, года на его лице обгоняют время, а потухший взгляд напоминает Уоррена. Стекло со звуком ненависти бьется, разрезая отражение на сотни кусочков; красные капли стекают, укоризненно поблескивая в тусклом желтом свете.
Каждый день Райли Миллер думает о том, что больше не вынесет. И однажды действительно находит дно своей чаши терпения.

Эта женщина снова кричит и лезет на Райли с кулаками и всевозможными обвинениями. Кажется, что она просто выживает его, изводит из часа в час, изо дня в день, и только от этого чувствует себя еще живой.
Её слова превращаются в звенящий гул в ушах, давящий и отвратительно громкий, и Миллер затыкает уши - только бы это прекратилось. Перед глазами все плывет, становится тяжело дышать, а где-то внутри просыпается та страшная его часть, что получала удовольствие от того редкого насилия, что иногда позволял себе Райли. Сара еще не знает, что сегодня, в её день рождения, все закончится.
Она лишь продолжает увеличивать громкость, осыпая мужа своими нездоровыми мыслями, приправленными галлюцинациями.
Внезапно становится тихо, и ядовитым шепотом через ладони просачиваются слова: «Я хочу, чтобы ты сдох, кусок дерьма, захлебнулся в своей же крови, я хочу...»
Сара Миллер не успевает договорить, чего еще она изволила желать, потому что Райли поворачивается к ней и, схватив за горло, прижимает к стене.
«Заткнись, заткнись, заткнись, сука!»
Жар приливает к щекам, оставив руки ледяными, а хрипы кажутся чудесной музыкой, которую он давно жаждал услышать.
Саре Миллер поразительно идут отпечатки его пальцев на шее, но она уже не оценит. Её безвольное тело ожидает в гостинной, пока дрожащая рука набирает на домашнем телефоне номер лучшего друга.
Положив трубку, он тяжело оседает на пол в паре метров от жены, и, увидев пустые глаза и приоткрытый рот, облегченно вздыхает.
Третье декабря две тысячи тринадцатого года осыпает голову горячим песком, звеня ветром в наконец воцарившейся тишине дома Миллеров.

Райли снова улыбается, допивая первую бутылку воды почти за сотню километров от родного города. Ему даже нравится его работа - дорога, музыка на свой собственный вкус и возможность подумать; только руки на руле и километры пустыни вокруг. Многие люди из городов боятся этих бескрайних пустых земель, некоторые жители Блэк Рока в ужасе от его странной, но Миллеру это все по вкусу. Даже вечно засыпающий глаза песок кажется чем-то необходимым, как воздух, а в бурях так легко спрятать все свои секреты.
[«Он же такой хороший мальчик, всегда помогал донести мне пакеты из магазина, а у меня уже возраст, знаете ли. И дверь всегда придерживал. Не мог он Сару-то убить, я точно вам говорю, шериф.»
«Да она же изводила его, всю жизнь испортила, даже хорошо, что она ушла в пустыню и не вернулась, уж поверьте.»
«Что? Райли? Да вы что, он такой приветливый, такой воспитанный молодой человек, вы же сами не хуже его знаете, мистер шериф, не делал он ничего такого, он десять лет с этой шизофренички пылинки сдувал, работал на износ, чтобы лекарства ей купить, а в ответ и слова доброго не слышал. »]
Он видит свои глаза в отражении лобового стекла, залитого закатным красным солнцем, почти встретившим объятья опаленного горизонта. Ночь будет тихая, через пару часов он доберется до Виннемукки, где переночует, а назавтра, загрузив все необходимое, включая полкило кокаина для их с друзьями небольшого бизнеса, отправится в обратный путь до Блэк Рока, где его будут ждать любящая сестра, внезапно появившаяся и разбавляющая внутреннее одиночество племянница [он чувствует тьму внутри нее, и его собственные пороки тянутся к ней], давно полюбившаяся женщина и близкие друзья. Кажется, за последние пять лет жизнь немного наладилась.
Осталось лишь придумать, что с ней делать.